Несмотря на весь гитлеризм Грозного, чем-то он не только отвратителен, но и трогательно-симпатичен. Местами. Некоторыми. Очень некоторыми. Наверное, если бы он меня выбрал себе в жены, я бы была сильно польщена. Но сразу пошла бы отравилась, а потом и повесилась, чтоб уж наверняка. Превентивно, так сказать.
Я стырила с разных сайтов фоты, стихи, музыку, а про биографию и не знаю, как начать... Ну да для начала краткую совсем, так, наверное, лучше.
Краткая биография из Вики Борис Виан родился 10 марта 1920 года в городке Виль-д’Аврэ недалеко от Парижа. Учился в парижской Центральной школе — одном из крупнейших французских технических университетов. После получения инженерного диплома работал во Французской ассоциации стандартизации, параллельно занимаясь музыкой и литературным сочинительством.
Написал 10 романов, в том числе знаменитую «Пену дней» (1946). Переводил на французский сочинения Реймонда Чандлера.
Под псевдонимом Вернон Салливан Виан выпустил следующие произведения, стилизованные под нуар: романы «Я приду плюнуть на ваши могилы», «Все мёртвые одинакового цвета», «Женщинам не понять», «Уничтожим всех уродов» и рассказ «Собаки, желание, смерть».
Этот псевдоним был составлен из фамилий друзей писателя по джаз-оркестру (где сам Виан был трубачом): Салливана и Вернона. По легенде Вернон Салливан был афроамериканцем, которого не разрешали печатать в США за очень свободные взгляды, однако его переводил Виан и он хорошо издавался во Франции.
Первый роман «Я приду плюнуть на ваши могилы» вызвал настоящий фурор, он сразу стал бестселлером. До сих пор суммарный тираж этого романа превышает тираж других произведений Виана. Роман был написан по просьбе издателя, друга Виана, чьё дело терпело убытки. Однако вскоре роман сочли слишком смелым, вульгарным и даже порнографическим. Тиражи сжигали, общества борьбы за нравственность организовывали движение против романа. Устав бороться с «поборниками нравственности», Виан прекратил писать под этим псевдонимом.
23 июня 1959 года Виан пришёл на премьеру фильма, снятого по его триллеру «Я приду плюнуть на ваши могилы». Просмотр начался около десяти утра в зале "Пети Марбеф". Десять минут спустя Виан уронил голову на спинку кресла и потерял сознание. Умер он не приходя в себя по дороге в больницу. Хоронили Виана 27 июня на кладбище Виль-д'Авре.
Из-за его необычного имени прижился миф, что, якобы, Борис Виан по происхождению русский, чему сам Виан немало способствовал, ну, скажем, не опровергал вовсе, да к тому же написал слова для шутливой песенки "Славянская душа". Эта легенда помогла, в свое время, для выхода русского сборника стихов в 1983 г. Но на самом деле фамилия его имеет итальянское происхождение. А имя - просто его мать, талантливая музыкантша, очень любила оперу "Борис Годунов".)))
В раннем детстве Виан перенес сильнейшую ангину, осложнившуюся ревматизмом, а перенесенный в пятнадцать лет брюшной тиф обострил болезнь сердца и привел к аортальной недостаточности.
Основной страстью его был джаз.
На трубе играть ему также не рекомендовалось из-за сердца, но... основной его страстью был джаз.
Работал инженером, на его счету несколко запатентованных изобретений.
Вернон Салливан "родился" в 1946 году. И тут я цитирую про публикацию первого романа под этим именем:
Много текста Среди новых друзей Бориса было два брата: Жорж и Жан д'Аллюэн. Оба, разумеется, страстно любили джаз, играли сами - конечно, в новоорлеанском стиле. Жорж (он же Зозо), талантливый контрабасист, мечтал играть в оркестре Абади. А Жану не терпелось завести собственное издательство. Хотя пока что все его начинания заканчивались неудачно. У издательства уже было название: "Скорпион", не хватало только захватывающего американского романа. Париж в то время жаждал американских переводных романов "черной серии", а пальма первенства в этой области принадлежала Галлимару. Настоящие американские романы взять было неоткуда, и Жан решил обратиться за помощью к Борису.
Как-то в июле он разыскал его на Елисейских Полях в очереди перед кинотеатром и рассказал о своих бедах. Кто, как не Борис, который все на свете читал и блестяще знал американскую литературу, мог найти и перевести подходящий роман? После десятиминутного разговора судьба еще не существующего издательства была решена: Борис сам напишет американский роман, да такой, какого никто никогда не читал. Мишель авантюра пришлась по вкусу, тем более что семья едва сводила концы с концами.
Август Борис, Мишель и Патрик собирались провести в Вандее. С ними поехали отдыхать Зозо и кларнетист Мишель Ревельотти, приятель Мишель. На море Патрик сразу заболел коклюшем, и взрослые по очереди дежурили у его постели. Сидя ночью у кровати сына, Борис писал роман, который он решил назвать "Я приду сплясать на ваших могилах". Через неделю Патрику стало хуже, и Ревельотти повез его с Мишель в Париж, а Борис остался писать книгу. Имена Борис заимствовал из нашумевших романов, географические названия выдумывал.
Две недели спустя роман-шутка, роман-пародия был готов. Всеобщий восторг был Борису наградой, оставалось придумать автора. При участии ближайших друзей новоиспеченному американцу выбрали имя Вернон - в честь Поля Вернона, музыканта из ансамбля Клода Абади, - и фамилию Салливен, в память о Джо Салливене, знаменитом джазовом пианисте. Мишель предложила поменять название, и Борис утвердил окончательнный вариант: "Я приду плюнуть на ваши могилы".
Согласно легенде, Салливен был начинающим писателем, "белым" негром, то есть "перешедшим черту", не сохранившим видимых признаков негритянской крови; на родине ему грозили жестокие расовые законы; роман можно было издать только за границей и под псевдонимом. Как переводчик и специалист по американской литературе, Борис даже проанализировал в предисловии литературные корни американского прозаика, "уловив" влияние Генри Миллера, Джеймса Каина, Фолкнера и Колдуэлла. С издательством "Скорпион" был заключен официальный договор, по которому Борис Виан, будущий переводчик всех будущих произведений вышеупомянутого писателя, являлся также его полномочным представителем во Франции.
К моменту выхода романа атмосфера в книгоиздательстве была уже накалена. Именно на это и рассчитывали Виан и "Скорпион", готовя свою бомбу. Два издателя, Галлимар и Робер Деноэль, обладали правами на две скандальные рукописи Генри Миллера, "Черную весну" и "Тропик Рака". Запустить обе книги одновременно им не удалось, так как в конце сорок пятого Деноэля застрелили.
Ситуация с двумя романами осложнилась еще и тем, что у мориса Жиродиа, основателя издательства "Шен", оказались права на "Тропик Козерога", и он опубликовал его, усилив и без того растущее недовольство официальной общественности, которая в те десятилетия очень пеклась о моральном облике французского гражданина. Против трех книг Миллера выступала организация с пугающим названием: "Картель социального и морального действия"; во главе стоял протестант Даниэль Паркер. Шуму вокруг романов было много, Миллер раскупался на ура. А тут вдруг появляется еще один непристойный и жестокий роман, написанный каким-то нелегальным американцем! Пресса негодовала. Борис и Жан д'Аллюэн ликовали - лучшей рекламы и не придумаешь.
Очень скоро журналисты и критики стали догадываться, что Виан никакой не переводчик, а автор книги, и речь идет о наглой мистификации. Кое-кто додумался сравнить диалоги "американского" романа с "Хрониками лжеца" и "Сколопендром", который к тому времени уже вышел, не вызвав, правда, особого интереса. Сам Борис увиливал от прямых ответов, что тоже наводило на подозрения. Сартр не верил в подлог и хвалил роман за блестящую картину противоречий амкериканского общества. Жан Ростан огорчился, что его юный друг мог сам написать такую грубую и неприличную вещь. Галлимар не скрывал удовлетворения по поводу так выросшей популярности открытого им молодого автора. Кено был заинтригован и все допытывался, правда ли то, о чем пишут в газетах. А газеты писали, что скорее всего этот про-сартровский экзистенциалистский писатель, этот джазист из пресловутого Сен-Жермен-де-Пре, этот специалист по бумаге и картону совсем не переводчик, а настоящий автор скандальной книжонки. Виан должен был как-то реагировать, и он отшучивался: "Я не могу доказать, что Салливен существует, как вы не можете доказать, что его нет. Вы вольны верить во что хотите".
В феврале сорок седьмого "Картель" Даниэля Паркера подал в суд на автора "Я приду плюнуть на ваши могилы", обвинив его в нанесении ущерба общественной нравственности и нарушении закона о семье и браке. Но если у Генри Миллера было в Париже общество друзей, которое встало на его защиту, то Борис и Скорпион (утвердившееся прозвище Жана д'Аллюэна) вынуждены были сражаться в одиночку. Пытаясь убедить читателей в реальности существования Вернона Салливена, в феврале сорок седьмого Виан берется за новый роман, снова о белокожих неграх - "Мертвые все одного цвета". Главного героя он назвал именем своего официального обвинителя - Дэн Паркер. Добавив к роману новеллу "Собаки, желание, смерть", Борис отдает рукопись Скорпиону, который в том же году издал книгу. Более того, с помощью одного из друзей, американца Мильтона Розенталя, Виан перевел первый роман Салливена на английский язык. Перевод был опубликован Скорпионом в 1948 в качестве американского оригинала.
Но покоя с тех пор Виан уже не знал никогда: скандальная слава нависла над ним как проклятие и сопровождала его до конца дней. Имя Виана стало одиозным. А 29 апреля 1947 к убийствам, совершенным в романе, добавилось реальное убийство. В одной гостинице мужчина задушил свою любовницу и скрылся, чтобы в одиночестве покончить с собой. На кровати рядом с телом жертвы он оставил первый роман Салливена, раскрытый как раз на сцене аналогичного убийства. Парижане забыли про Миллера и кинулись покупать ужасную книгу, толкающую людей на преступления. "Картель" Паркера возобновил обвинения, сумев привлечь на свою сторону ассоциацию ветеранов войны четырнадцатого года. Все стрелы летели в Бориса, и сколько бы он ни отпирался, никто не верил в Салливена, даже его адвокат. Не помогла и написанная Вианом статья "Я не убийца", в которой он доказывает, что всякий писатель имеет право на вымысел и вообще сосредоточен больше на своих переживаниях, чем на реальной действительности, а посему не может отвечать за реакцию читателей.
В августе сорок седьмого вышел новый закон о семье и браке, и Виан с Миллером попали под амнистию. Но романы Салливена продолжали раскупаться, и Скорпион печатал новый тираж. В 1948 Паркер опять подал в суд. Ничего неожиданного в этом не было, так как Виан как раз написал трехактную пьесу "Я приду плюнуть на ваши могилы", не пожелав воспользоваться маской Салливена. Пьеса была заказана режиссером Паскуали и поставлена в театре "Верлен" в апреле 1948. Она несколько разочаровала жаждавших эротики зрителей: все акценты были смещены в сторону тяжелого положения негров в Америке, имена героев изменены. Тем не менее ярлык "порнографии" так прочно прилип к названию, что в афишах название пьесы было стыдливо опущено.
Устав бороться, Борис в конце концов сознался, что автор скандальной книги - он сам. Сначала он обронил это при ком-то из чересчур дотошных знакомых, потом официально заявил в суде в ноябре 1948. Теперь ему грозили два года лишения свободы, штраф в 300 тысяч франков и окончательное запрещение книги. Дело было передано другому адвокату, весьма талантливому, который сумел свести наказание к уплате штрафа в 100 тысяч. Но призошло это уже в мае 1950. Вообще же дурная слава Салливена, подкрепленная его новыми произведениями, не давала Виану покоя до пятьдесят третьего года, когда его вновь приговорили, на этот раз к двум неделям лишения свободы... с тем, чтобы тут же объявить об окончательном помиловании.
После книги "Мертвые все одного цвета" Салливен написал еще два романа: в 1948 - "Уничтожим всех уродов" (самая талантливая вещь этого несуществующего автора, в которой он временами почти сливается с Вианом-писателем) и в 1950 - "Женщинам не понять". Книги были "переведены" Вианом и изданы Скорпионом. Но таким спросом, как первый роман, они не пользовались.
К сожалению, Салливена и Виана начали путать и путают до сих пор. Лучше все-таки помнить, что Виан и Салливен - не одно и то же. Салливен - это прежде всего искусная имитация американского "черного" романа, нарочито вульгарная, лишенная немного странной и грустной виановской серьезности, его искристого юмора и изысканного вкуса.
Не совсем я согласна насчет такой резкой оценки творчества под псевндонимом Салливена, ну да ладно, потому как контраст между романами, написанными под псевдонимом и под настоящим именем Виана, действительно, очень резкий...
Дальше напишу вторую часть, с любопытными фактами и подробностями, а также с моими любимыми цитатами-выдержками из романов.
В день свадьбы с Мишель Леглиз (она же, кстати, последняя любовь Жана-Поля Сартра. Если не считать его перманентной жено-друга-соратницы, Симоны де Бовуар, конечно) 2
Когда б был поэтом Виан, - С утра был бы пьян вдрабадан. Шагая, вперял бы в туман, Свой нос, сизый, как баклажан, В дырявых карманах Сжимая, наверно, Собранье сонетов, - Сплошные шеднервы.
Родился под Парижем, в Виль-д'Авре в настоящей французской семье: мать звали Жанной, отца - Жаном. А меня нарекли Иваном.
Это имя не выходит из моей головы - выходит, что родом я из Москвы (вот, что значит - увидела пылкая пара когда-то барина у самовара).
Славянская душа. У меня славянская душа.
Она срослась с французской кожей. И телом стал я славянином тоже.
Славянская душа. У меня славянская душа.
Я не был дальше Сен-Жермен-де-Пре. Мне дали имя русской в семье. Но все вокруг меня считают русским. Я не сопротивляюсь. На закуску ем пироги с капустой, водку пью с утра до ночи и посуду бью.
Славянская душа. У меня славянская душа.
За мной шпионит собственное имя. Я сделал из железа пару штор, чтоб окна в доме занавесит ими - не занавесил. Чтобы воздух шел...
Я умру от разрыва аорты. Будет вечер особого сорта - в меру чувственный, теплый и ясный и ужасный.
Я умру, подымаясь по венам вместе с тромбом. Иль жирная крыса ногу мне отгрызет по колено.
Или рухнет с заоблачной выси, как витраж мне на голову небо.
Гром мне уши забьет динамитом. Я умру тяжело и нелепо.
Я умру, очевидно, убитым. И - профессиональным убийцей. Если это со мною случится, то умру я, не зная, что умер, - лишь услышу стрекочущий зуммер метко в сердце направленной пули.
Захлебнусь в том, что звери надули, относящиеся ко мне лично безразлично и очень прилично.
Я умру нагишом или франтом, чисто выбритым, с розовым бантом. И, чтоб светских шокировать дур, я не сделаю педикюр.
Я умру, слез в подушку не пряча. Я умру, когда будут судачить вкруг меня, лицемерить и лгать и бумаги мои воровать.
Я умру, видя детские муки и в проклятье простертые руки матерей и отцов.
Я умру. К погребальному выйду костру.
И взойду равнодушно. И вспыхну. И, когда это кончится точно, коль и здесь не пробудится стих мой, - наконец то поставлю я точку.
Ой, сегодня я закончила читать главу и смеялась в метро громко и нервно от неожиданности. И ведь, черт побери, не разберешь, правда-нет - ведь никто свечку не держал... Хотя, может, информация и достоверная... Кто его, охальника, знает...
Про Ивана Васильевича читаю, Про Грозного.
Описываются влияние всяких лиц, приближенные, роль первой жены, а я потихоньку с историческими данными сверяюсь, не ленюсь. Но, конечно же, с литературным приукрасом, хотя, жизнь, порой, приукрашивает ярче всякого романа.
Так вот. После описания смерти и похорон царицы Анастасии, первой жены Ивана Грозного, говорится про его великую печаль и всяческие буйства. И - бац! Упоминается содомский грех по отношению к некоему ... в пьяном угаре, конечно. С горя. Дальше я пока не дочитала, то есть, только про грех прочитала, как сразу и приехала от неожиданности. Но я уверена, что этот некий ... долго не проживет!
Несмотря на первую свою реакцию на ее прозу, продолжила читать и... нравится теперь. Только не откровенно сатирические рассказы, где она только насмехается, а, видимо, более поздние, где смех и слезы, как говорится.
И - нравится очень теперь.
***
Сейчас читаю про Ивана Грозного, забыла авторшу, наверняка, в историческом плане это информация... хм... ... но мне для появления интереса это и хорошо, тем более что основные исторические вехи там указываются.
После этого хочу Бальзака перечитать, проверить свое впечатление за сроком давности. В том смысле, что я Бальзака не очень полюбила. Кроме его "Шагреневой кожи".
Кстати,именно ЭТОТ роман своей идеей вдохновил Оскара Уайльда на написание романа "Портрет Дориана Грея", однако, сейчас популярность последнего не сравнится с "идейным вдохновителем".
***
Подруга моя сказала, что прочитала Липскерова по моей рекомендации, а советовала ей его почитать я еще на прошлой работе, года три назад.
Ну и говорит таким оправдывающимся тоном, мол кажется, это - хороший писатель, но, Таня! Это же ненормальное что-то!
Я ей посоветовала Виана почитать. В поисках ненормального, так сказать.)) Опять. Почему никому не нравится, то, что меня очень трогает??? Я не про Липскерова, на него любителей есть. Почему я не встречала ни одного человека, которому бы нравился Борис Виан?! Или у меня - дурной вкус? Или что? Я уверена, что он - очень и очень хорош, но тогда почему это никому (почти) не заметно???(((
Вчера был очень хороший вечер, плавно переходящий в очень хорошую ночь и раннее-раннее утро. Из разряда тех, когда понимаешь, что все было очень хорошо, а рассказать особенно и нечего, вроде бы...
А когда я ехала в метро на встречу с Мейби с целью посетить вечерину DM, в вагон зашла девушка-китаянка, скорее всего, с маленькой дочкой-китаянкой, годика два, села совсем рядом со мной. Ребенок был такой очаровательно-непоседливый и забавный, что все пассажиры на сидении напротив периодически умиленно улыбались. Особенно женщина, похожая на киргизо-узбечку, однорасовая приязнь добавилась, видимо.
А один мужчина смотрел на ребенка, практически, не отрываясь и без тени улыбки на лице. Я даже заволновалась немного - смотрит не мигая, не улыбается, не поймешь, что у него на уме, еще и пьяный слегка.
И вот на остановке он резко вскакивает с места, подходит к нам, наклоняется и... протягивает ребенку пакетик с соком.)) И садится обратно. Уже улыбаясь.))
Заткнула фонтан на моменте, когда поняла, что кроме негативного говна ничего писать не хочется, а негативное-то говно — хочется!
Причем, мое негативное - это не то, какие все козлы, а про то, как мне, бедной, плоховатенько... и поехало. А жалость к себе это непродуктивно, злость и то продуктивнее, она, хотя бы, заставляет действовать.
Поймала за хвост начальную (наверное) стадию депрессии. После того как два дня подряд незаметно (я очень надеюсь) и особо не из-за чего (из-за всего, на самом деле) наворачивались слезы в общественном транспорте по дороге домой. На третий это, явно, заметил водитель маршрутки. После чего я изобразила "в глаз чевойто попало - хер вынешь теперь, плюньте мне в глаз, пожалыста"
Я ее не поняла, потому что работаю, и снова в цейтноте, Это называется "А когда у вас - сезон? А у нас всегда - сезон!"
В цейтноте некогда заметить, как она подкрадывается, и даже хорошо, пожалуй, что мы знакомы, я узнала ее в лицо.
Проведение выходных - большой показатель: я расслабляюсь, сижу в норе и выход на улицу или общение с кем-либо воспринимается болезненно, злюсь на телефон и ничего не делаю, то есть, вот, вообще - ничего, после появления мыслей о том, как бы так повеситься, чтоб никто не заметил, призадумалась.
Как Мюнхаузен тянуть себя за волосы из болота, да вместе с конем...
Этот отходняк вполне ожидаем, потому что бодрить себя насильно силы закончились. И, наверное, вылезает то, что я в себе давила и не давала выхода. Как себя привести в свою норму - не знаю.
Помню, мы говорили на эту тему, что к одиночеству привыкаешь еще и в том, что начинаешь рассчитывать только на себя.
читать дальшеИ меня уже практически не пугает, если что-то в доме сломается, потечет или испортится. Провода, сантехника, новая мебель - все это возможно подсоединить, починить, собрать одной, в смысле, что без мужчины в доме. Если, конечно, есть материальный ресурс на мужчину по вызову.)))
Вот я, к примеру, в отпуске на Бали починила унитаз. "Ну, чё... Восхищааались!" (с) Бурлакова Фрося.
В конце-концов, мужчину не только для хозяйственных нужд заводят.
Но, наряду с тем, что я могу, есть ощущение, каково мне это мочь в процессе. В процессе отвыкания. Потому что нет ничего печальнее, допустим, чем самой, к примеру, вкручивать лампочку, если до того это делал ОН.
Все на контрасте, все - в сравнении. Ведь до замужества я "вкручивала лампочки" без эмоций.
Вот и сейчас - уже без эмоций. Привыкла.
И только вот обратила на это свое внимание. Странно все это...